Известный педагог рассказал "РГ", как "очеловечить" школу

Российская газета №6891

Зачем театр именно в школе - а не где-то в студии или ДК?

Сергей Казарновский: Мировой опыт говорит о том, что школа без театра существовать не может, хотя они и конфликтуют между собой. Школа как институт, если откровенно, довольно безнравственна. А театр без нравственности невозможен. Он не хуже комсомольско-пионерской организации выявляет лидеров. Он позволяет под маской говорить о том, что тебя волнует, не стесняясь публики. Этот механизм часто противостоит формальным школьным организациям. Поэтому я очень рад, когда директор не относится к театру как к прилагательному. Сам механизм образования у нас нацелен на формальные показатели качества, итоги ЕГЭ, рейтинги и прочие вещи. Перейдя на автоматизированную систему отслеживания результатов, мы потеряли взгляд на то, что такое школа. У нас в Москве нет методистов, которые бы приезжали и смотрели своими глазами. Думаю, в других регионах так же.

В небольших городах, в селах школы являются центрами культуры - так почему туда нельзя вечером или в выходные пустить людей поиграть, потренироваться? Конечно, это отчасти утопия. Но мы в "Класс-Центре" стараемся быть максимально открытыми - зимой к нам можно прийти на каток, 9 мая - попеть военные песни, во время учебного года - на спектакли и концерты учеников.

Не везде в школу могут, как у вас, привлечь профессионалов театра. Или тех, кто хотя бы видел хорошие спектакли. Получается унылое подобие плохого ТЮЗа.

Сергей Казарновский: Да, порча вкуса опасная вещь. Вообще, не только в области искусства. Если учителю или директору так нравится - трудно объяснить, что не в порядке… В Лондонском Королевском театре есть специальный департамент, который ставит малокомплектные спектакли и за деньги их показывает в школах. Это то, что мы когда-то начинали делать в Москве с Эдуардом Бояковым. Но встает любопытный вопрос об инвестициях. Чтобы принять даже простой спектакль, школьный зал надо хоть немного адаптировать. Как только появляются условия и минимальные ставки для тех, кто мог бы делать свет, звук и прочие вещи, начинается иная жизнь. Театр создает другую реальность.

Нормальный зал очень важен для любого действия, которое происходит в школах. Сегодня их строят за бешеные деньги с жуткими сценами, годными разве что для заседаний партхозактива. Театр способен очеловечить образование, но нужны вложения. А вместо них нам подкидывают новые идеи, вроде третьего урока физкультуры в неделю - который просто негде проводить.

А у вас в школе есть занятия по актерскому мастерству для учителей?

Сергей Казарновский: Есть тренинги по поводу того, как вести урок. Там же действуют абсолютно сценические законы. Например, принос события. Актер вышел из-за кулис - и вы "считали" по нему историю, которая еще не рассказана. Так и в класс надо входить со шлейфом события, связанного с уроком. Учитель может подойти к окну, стоять и смотреть. А все будут гадать, что он там видит. А когда он начинает с вопроса: "Так, это пятый "а" или пятый "б"?" - естественно, дети будут невнимательны. Я всегда советую педагогам читать "Мою жизнь в искусстве" Станиславского. Брать и держать внимание - часть нашей профессии, этому надо учить. Как и умению делиться собой. У Товстоногова было два способа общения с людьми: первый - вы приходите и рассказываете то, чего они не знают, второй - приходите и делитесь тем, что знаете вы. Чувствуете разницу?

В обычных школах творческий ребенок - нередко "звезда". Есть ли подобные болезни в творческой школе?

Сергей Казарновский: У нас нет ситуации, где человек мог бы подцепить эту бациллу. Одни педагоги ценят тебя на сцене, но другим тебе надо сдавать математику, физику и так далее. Мы создали школу для ребят, которые могут сразу очень многое. Если парень танцует, поет и при этом отличник, он не сильно выбивается из общего ряда. Нам удалось избежать и деления на "маленьких" и "больших": часто на открытых концертах выступают все вместе, видно, у кого что получается. Есть публичные экзамены. В восьмом классе это защита проекта "Театр моей мечты" (концепция с макетом, пьеса или музыка к спектаклю, актерская разработка). В десятом - лекция на общекультурную тему, например "Ген и жанр". Я провожу специальные собрания - "директорские перемены", где выхожу на сцену, чтобы вручить грамоты, или сказать какую-то важную вещь, или напомнить о каком-то несчастье в стране, мире, школе… Когда все вместе вот так живут, вырабатывается взаимное уважение. Бывает, что и презрение мы сообща выражаем за ошибки.

На вещи, которые переходят в разряд ЧП, реагируем очень быстро. В школе есть правила внутреннего распорядка - меморандум, который подписывает каждый ученик каждый год 1 сентября. То же самое делают учителя и родители. Такой договор о том, как мы живем, как относимся к курению или сквернословию, как боремся с мобильными телефонами… Это не просто какой-то закон, а твое слово, которое надо держать.

А что вы с мобильниками делаете?

Сергей Казарновский: У каждого ученика есть свой ящик - "телефонная будка". К ней всегда можно подойти, когда нет урока, и позвонить куда угодно. А на занятиях он реально не нужен. Если мобильник отобрали на уроке, забрать его сможет только кто-то из родителей. Мамы с папами, таким образом, включаются в процесс воспитания. Родители у нас не могут разгуливать по школе: это "кухня", где не нужны посторонние. На открытые мероприятия - милости просим. А так - для родителей спроектирован гостевой холл, где можно сидеть, смотреть видеосъемки уроков, встречаться с учителями в кафе.

Вы же не скажете, что все это - от специального проекта здания до творческих занятий - можно воплотить в рамках подушевого финансирования?..

Сергей Казарновский: Во-первых, мы к нынешнему положению шли 35 лет. Во-вторых, если я вам скажу, что мы такие замечательные и финансами не занимаемся, это будет неправда. Мы ими ровно 35 лет и занимаемся. Я искал деньги по знакомым, привлекал их разными способами, в 1990-е придумывал всякие схемы: допустим, мы клали пожертвования в банк и получали проценты… Конечно, все упирается в возможности родителей и в количество детей. Но у нас не заведение для элиты. В "Класс-Центре" множество усыновленных ребят, есть ученица с синдромом Дауна. Уже 12 лет работает педагог на коляске. Это тоже часть образования и воспитания.

Мы в начальной школе объясняем, что главная приставка в русском языке и в жизни - со-. Со-действие, со-чувствие и так далее. Каждый год в День защиты детей устраиваем огромный праздник, куда обязательно приглашаем ребят с другими возможностями. Так, наверное, можно постичь это новое и сложное для русского человека понятие толерантность - умение жить с непохожим на тебя человеком, теряя интерес к его недостаткам.

В "Класс-Центре" есть прослушивание при поступлении, разве ребенок с тем же синдромом Дауна его пройдет?

Сергей Казарновский: Конечно, есть дети, которым мы никаких прослушиваний не устраиваем. Потому что им трудно выживать в нашей социальной атмосфере. Им достаточно совместного пребывания с другими детьми. Та же девочка с синдромом Дауна ходит по школе, все ее знают, она участвует в показах, какие-то песенки учит. Нет никакой специальной реакции на это - кроме того, что кто-то хочет посадить свою дочку с ней за парту.

В Воронеже тоже пытаются внедрять инклюзивное образование, но пока сложностей полно.

Сергей Казарновский: Главная проблема в нас самих. Я читал об опросе родителей в Москве - больше 90 процентов не хотят, чтобы их чадо училось с ребенком с отклонениями. Это мы с вами… Мой опыт привел к ощущению, что без инклюзии в школе просто нельзя. Впервые я об этом подумал в 1988 году. Увидел на московском ТЮЗе афишу "Мюнхенский театр "Кабаре калек" - с фотографиями людей на колясках и костылях. И худрук ТЮЗа Генриетта Яновская попросила меня прислать мальчиков - помочь зрителям въезжать по неправильно построенному пандусу. В театре демонтировали ряды, чтобы коляски прошли, снимали двери, городили уличные туалеты… Я тогда не осознавал толком, что происходило. Но понял, что, скорее всего, ни в Москве, ни в стране нет мест, приспособленных для инвалидов. Как они вообще добирались до ТЮЗа?! Потом я ездил по всему свету, видел, как там устроена жизнь. И когда стал проектировать свою школу, сразу решил сделать ее нормальной - с пандусами, грузовыми лифтами. Эти вещи мне кажутся важным элементом воспитания.

В вашей школе есть проблема отношения к детям других национальностей?

Сергей Казарновский: У нас таких ребят всегда было много. Но всегда были обозначены важные человеческие ценности. И была семейная атмосфера, в которой можно говорить о чем угодно. Любопытно, что дети сегодня не считывают национальность по фамилии. Но я эту тему открыто обсуждаю, могу провоцировать разговор. Когда армянская и азербайджанская девочки спорят, говорю: "Так, прекратите Нагорный Карабах!" - они же про этот конфликт не знают ничего. Надо понимать, что мы все люди мира, и иметь в виду наше разное происхождение, разную историю и культуру.

Ученики "Класс-Центра" десять лет делают метапредметные исследования, сочиняют эссе про "Ген и жанр" - а потом пишут на ЕГЭ что-то типовое про "Время лечит" или "Мой дом - моя крепость"?

Сергей Казарновский: Знаете, я заканчивал МИСИ и Щукинское училище и оба раза сдавал диалектический и исторический материализм. Вы думаете, у меня не было зазора между реальностью и тем, что надо говорить? Я понимал, что надо сдать экзамен и забыть о нем. Так и сегодня. ЕГЭ - некое формализованное испытание, которое нужно просто научиться проходить. Их в жизни будет много, самых разных. Когда-то требовалось для отъезда за границу называть на собеседовании сто станций метро Москвы или все медали ВЛКСМ. Я их выучил, назвал и поехал за рубеж. Хотя и я, и экзаменаторы понимали, что это чушь. Теперь вот хотят единую организации школьников создать - то же самое, бред, не должны дети играть во взрослые игры. Ну, переживем и эту нелепость.

На меня очень повлиял мой тесть, известный публицист Геннадий Лисичкин, и его друзья - Юрий Черниченко, Егор Яковлев, Отто Лацис, Святослав Федоров, Тенгиз Абуладзе, Алексей Аджубей, Георгий Жженов… Я видел, как они к политическим играм относились. Что, они не были членами партии? Были, конечно. И когда мне предложили туда вступить, тесть сказал: "Тут как в футболе - если хочешь выходить на поле, принимай правила игры. Либо сиди на трибуне. Правда, выходя на поле, ты сможешь финтить и бить по ногам".

Молодежь, как всегда, ругают за какие-то "пороки времени". Поверхностные, не могут концентрироваться, сопереживать… А вы растущее поколение каким видите?

Сергей Казарновский: Про всех трудно сказать… Жить им стало сложнее. Посмотрите, сколько информации на детей обрушивается, какой выбор на них ложится. Они не понимают, с чем совпадать, с чем нет. Деньги рано становятся досягаемы - это тоже выбор и ответственность. Стало резче различие людей по отношению к законам. Для всех очевиден разряд людей, которым позволено гораздо больше, чем остальным. Сузился спектр сфер деятельности, куда дети стремятся: госслужба, банки, медицина… Может, есть производство, где они хотят работать?.. Девальвировано понятие стыда. Люди занимают видные места в обществе, совершают явные проступки и не выказывают неловкости. Уже не скажешь, что сегодня сквернословие - не нормативная лексика. Поэтому и трудно школе, которая давно перешла к "ненормативному" образованию. В ближайшем будущем селекция будет происходить по принципу лояльности: прошел отбор - получишь хорошие деньги. Те же молодежные лагеря на Селигере задумывали, чтобы создавать людей, которые захотят строить будущее, радеть за страну. А на деле проект привлекает людей бесстыдных.

У Стругацких в "Гадких лебедях" есть пассаж, который я помню всю жизнь: "…волчица говорит своим волчатам: "Кусайте как я" и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: "Удирайте как я", и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: "Думай, как я", а это уже преступление…" Дальше там: "Посмотри, как думали до тебя, посмотри, что из этого получилось", - вот что мы должны говорить детям! Мы не должны им рассказывать, хорошо на Болотной площади или плохо. Зная, что вообще такое хорошо или плохо, ты сам поймешь, где справедливость.

Главное в жизни счастье - быть нужным людям. Получать удовольствие от того, чем ты занят, от того, что ты можешь использовать свои знания во благо. Вот чему школа должна научить.

Текст  Татьяны Ткачевой

Справка "РГ"

Сергей Зиновьевич Казарновский - основатель и директор государственной школы - Центра образования № 686 "Класс-центр" (Москва), заслуженный учитель России, вице-президент российской Лиги образования, член Совета по культуре при Президенте России.

Источник: