Статья в "Новой газете" от 06.02.2017

Они не должны знать обо мне ничего!

Почему подростки так скрытны? Потому что взрослые ничего не должны знать о них.

Наверное, странно, что некоторые люди, в особенности более младшие из нас, считаются замкнутыми. Взрослые постоянно пытаются решать чужие проблемы, не вглядываясь в корень и не пытаясь понять причину. Нагло влезают в чужую жизнь, так как считают ее своей собственностью.

Хорошо, если у ребенка нет никаких трудностей с учебой и общением в социуме, иначе бы взрослые еще и ругали за несоответствие их идеалу. Появляется неприязнь, чувство отчужденности к взрослым.

Им не хватает внимания. У них мания величия и желание властвовать. И страх не выполнить миссию по заботе о нас.

Взрослые не должны знать, чего мы хотим, потому что они не готовы принимать новые идеи и мнения. Они могут помешать.

Взрослые не должны знать, о чем мы думаем, потому что они не хотят выходить из своей зоны комфорта. И мешают.

Взрослые не должны знать, кто мы на самом деле, потому что они не дадут нам продолжать быть теми, кто мы есть. Они помешают.

И вообще, взрослые не имеют право о нас что-то знать, потому что они сами не открываются полностью перед нами. Некоторая часть из них относится к нам, как к объектам, которых они должны защищать и обеспечивать материально. Но не больше.

Ученица 11-го класса школы 2101

Чтобы отстали?

Чего вы хотите от взрослых? Если спросить об этом в подростковой аудитории, первая реакция всегда… со смехом: «Чтоб отстали». Иногда вопросительно: «Чтоб отстали? « Они правда этого хотят? Им правда нужен праздник непослушания — и чтобы совсем никаких взрослых?

«Чтоб отстали» — это про то, чтобы взрослые не делали того, что они делают. И делали что-то другое. Отсюда эта вопросительная интонация после категоричного требования отвалить. Они совсем не уверены, что от всех взрослых мира им нужно именно это.

Иногда в жизни подростка вообще нет взрослых, которые не воспитывают, не учат его, не транслируют ему истины для запоминания. Трансляция истин — не разговор, даже если оппонент подает реплики: «Угу», «ага», «не знаю» и «чё ты меня грузишь».

И если вдруг появляется доброжелательный взрослый, которому от подростка ничего не надо, — психолог, библиотекарь, учитель другого класса, волонтер в больнице, — вот тут дети присматриваются осторожно, а потом прилипают. Но только если разговор будет безопасным, если взрослый не переключится в режим вещания, не станет ставить двойки за стиль и содержание.

Детям у нас принято грубить: «Так, вышел отсюда», «Я кому сказала?», «Ты мне еще поговори». В магазинах, в транспорте, на улице детям — и особенно подросткам — если их не сопровождает взрослый, грубят. В школах тоже. Это считается воспитанием.

Детей принято оценивать — мысли, слова, поступки, работу, поведение, внешность, личность. Страшно уже слово сказать: не успеешь рот открыть, как раскритикуют интонацию, манеру речи, ударения, до сути даже дело не дойдет. Остается только сказать «угу» и укрыться в комнате. Но и туда постучат с вопросом: сделана ли алгебра и почему до сих пор нет?

Взрослые очень нервничают. Времени мало осталось, пока ребенок еще в твоей власти, под твоей ответственностью: еще хочется его поскорее исправить, привести в порядок, довоспитать, дошлифовать. Взрослым тревожно. А ребенок говорит: «Отстаньте».

За последнее время я от нескольких хороших специалистов услышала одну и ту же мысль: главная задача родителей подростка — следить за своим собственным эмоциональным состоянием. Родители очень устали, им еще решать тяжелые задачи: впереди окончание школы, выбор места учебы, работы, отселение взрослых детей. Трудно не разрушиться от зашкаливающих эмоций, давящей ответственности, трудно помнить, что как бы тебе тяжело ни было — ты не идешь по этой дороге, а помогаешь идущему. А чтобы ему помочь, ты сам должен крепко стоять на ногах, оставаться в здравом уме и держать удар.

В общем, все это история не о том, как отстать от детей, а о том, как самим повзрослеть к их взрослению.

Ирина Лукьянова, 
классный руководитель 9 «Б»

Вернусь домой, когда отдохнем друг от друга

Когда мне было 13—14 лет, я часто ссорилась с родителями и несколько раз убегала из дома из-за этого. Я хотела, чтобы мне разрешали больше: уходить к друзьям, когда я хотела, гулять не до 9 вечера, прогуливать школу (у нас было свободное посещение). А мама была категорически против.

Сейчас мне кажется, что мой уход из дома был способом доказать, что я уже взрослая и в состоянии сама решать, что и когда мне делать. В тот момент мне казалось, что я больше никогда не помирюсь с мамой и ухожу я надолго. Но я довольно быстро успокаивалась и понимала, что все это бессмысленно, и я точно скоро вернусь домой, когда мы все отдохнем друг от друга. Наверное, самое долгое время, на которое я уходила, — два с половиной дня. В тот раз мы с мамой сильно друг друга обидели, и для того, чтобы остыть, нам понадобилось чуть больше времени, чем обычно.

Я никогда не убегала в никуда, я всегда могла пойти к подруге и оставаться у нее сколько хочу. Мои родители знали, куда я иду, потому что наши семьи дружат между собой, и, как мне кажется, когда я приходила, наши мамы созванивались. Мне это не казалось проблемой: ведь моей целью было не заставить родителей поволноваться, где я и с кем, а мне отдохнуть от них, а им от меня.

Когда я возвращалась домой, чаще всего мы просто мирились с родителями. Либо уступали они, либо я. И еще несколько дней мы старались не ссориться по мелочам. Но однажды, когда я вернулась, мы так и не помирились, и еще дня два не разговаривали.

Сейчас мы уже давно не доводим ссоры до такой степени и стараемся решать наши конфликты более мирным способом. Мне разрешают гораздо больше, чем два года назад, потому причин для ссор стало меньше. Но мне до сих пор кажется, что, если бы мне уже тогда дали чуть больше свободы, мы бы не ругались так часто.

Рита, 10-й класс

Побег по кругу

Подростки во все времена убегали из дома – кто-то на время, кто-то насовсем. Но псковская история в конце прошлого года напугала многих родителей: кажется, в таких ситуациях ничего и сделать уже нельзя. Почему взрослеющие дети бегут из дома? Что делать, когда они найдутся? Об этом мы разговариваем с подростковым психологом, старшим научным сотрудником лаборатории когнитивных исследований факультета психологии ИОН РАНХИГС Кириллом Хломовым.

 

— Почему подростки убегают из дома?

— За уходом из дома могут стоять разные мотивы и разные ситуации. Подростки часто убегают из дома, где родители осуществляют насилие по отношению к ним или по отношению друг к другу, и подростки не хотят испытывать боль, отчаяние и бессилие. Часто причиной побега служат конфликты с отчимом и мачехой. Иногда подростки через несколько часов остывают и возвращаются.

Бегство — поведение, действительно более характерное для подростков, чем для детей более младшего возраста. Перед подростками стоит задача отделения от родителей: им предстоит стать самостоятельными, способными опираться на собственные ресурсы. Уход из дома работает на решение этой возрастной задачи.

Нормальное взросление в этом и заключается: поселиться отдельно от родителей, вести взрослую, социализированную жизнь. А вот побег может быть трагическим или комическим, но резким шагом к сепарации. Он всегда чем-то спровоцирован. По сути, подросток говорит родителям: вы мне больше не нужны. Так бывает, когда родители давят, когда потребности, которые есть у ребенка, не удовлетворяются.

— Что нужно делать, если подросток сбежал из дома?

— Постараться восстановить контакт с подростком, найти возможность

показать, что вы заметили, почему подросток пошел на этот социальный жест, и что с вами можно договариваться. Попытаться понять, что подтолкнуло его к уходу. Может быть, родители совсем не оставили ему пространства, где удовлетворяются его потребности, — и тогда надо думать, как дать человеку нужное пространство. Родители отвечают за ребенка до 18-летия, общество возлагает на них эти обязанности, хотя у ребенка появляется все больше прав, самостоятельности и ответственности в 14, 16, 18 лет. У родителей есть задача заботиться о детях, а у детей есть потребности и желания, есть ситуации, в которых подросток должен быть услышан.

Острые уходы случаются, когда два человека не могут договориться, даже если они прожили вместе всю жизнь. Ярость, отчаяние, страх, бессилие побуждают подростка бежать и не иметь никаких отношений с родителями. Чувства, которые испытывает взрослый, когда подросток уходит из дома, до этого испытал сам подросток, и это его способ заставить родителей пережить то, что он пережил сам, поэтому говорить с подростком в момент побега о милосердии — бессмысленно.

Подросток уходит из дома во внешний мир за помощью и поддержкой. В побеге есть послание, адресованное родителю: «Ты мне не помогаешь, и я буду сам искать помощи и поддержки». Подростку кажется, что те испытания, через которые он проходит, уникальны; все чувства переживаются остро. Если родителю и ребенку не удается договориться друг с другом, то может понадобиться помощь специалиста. Иногда помощь нужна обоим, иногда только подростку или только родителю – в зависимости от того, что стало причиной обострения ситуации.

Даже если это манипулятивный, истеричный уход — то и тогда это означает, что люди не смогли договориться. Это аналогично демонстративной попытке развода у взрослых.

Бывает, что подросток уходит, когда взрослые – родители или мама с бабушкой – ссорятся друг с другом. Пока он был маленький, он это терпел, сейчас вырос и может уйти: «Ваши скандалы и ссоры для меня невыносимы». Он любит обоих, ему больно, он хочет устраниться из этого конфликта. Бывает, что взрослые не замечают, что ребенок повзрослел, что он хочет общаться не только с ними, хочет проводить время с друзьями, решать, где он ночует. «Нет, — говорят ему, — ты маленький, все буду решать я». Начинается спор за власть, за ответственность. Взрослый не готов отпустить ребенка, он не видит изменения его потребностей, игнорирует взросление, формирование мужественности или женственности.

— То есть получается, надо разрешать ему ночевать где хочет?

— Не в том задача, чтобы родитель взял на себя ответственность за половую жизнь ребенка. Надо увидеть, что поменялась ситуация, надо разговаривать с ребенком. А поговорить обычно оказывается невозможно, потому что зашкаливают эмоции.

Питер Хилл говорит, что конфликтные ситуации в отношениях с родителями нужны для того, чтобы подросток научился их разрешать и потом мог использовать этот опыт в супружеской жизни, в конфликтах интересов и прочем — то есть навык формируется в одной ситуации, и потом его становится возможно использовать во множестве других ситуаций. Конфликты с родителями — это учебный процесс.

Я тут сочувствую взрослым: им надо быть более эмоционально устойчивыми, чем подростки. У подростка мало опыта, нестабильные эмоции. Это возрастная норма, он еще не может ничего объяснить — у него нет ни слов, ни опыта, ни знаний. А взрослый должен быть устойчивым, должен уметь объяснять и вести переговоры.

— И вот беглеца нашли, и что делать дальше: всыпать или обнять?

— Крайности для любого дипломата — последняя карта. Если родители говорят: «Вернись, мы все простим», — они в самом деле готовы все простить? Если они не настроены делать то, что обещают, а хотят соблазнить ребенка ради своего спокойствия, ребенок это разгадает.

Теперь они снова оказываются на той же позиции — там, где они сказали, что друг другу не нужны. Но оказывается, что все же они друг другу нужны, иначе нет общей точки для переговоров. Надо понять, кому что именно нужно. У каждого свои потребности, которые никуда не делись, но, возможно, обострились или стали яснее. Родители чувствуют тревогу и ответственность, подросток стремится к самостоятельности. Если побег помогает взрослому заметить, что он где-то пережал, что-то сделал не так, — для него это шанс пересмотреть отношения с подростком. Сам разговор с подростком важно построить на принципах искренности и открытости: сообщить подростку о своих чувствах и расспросить его о причинах побега. Важно провести разговор конструктивно, с уважением к обеим сторонам конфликта, найти способ жить рядом друг с другом комфортно для обеих сторон. Возможно, разговаривать придется не один раз.

Профессиональных родителей нет — нет такого места, где обеспечат их подготовку, нельзя сдать квалификационные экзамены на хорошего родителя. Но никто не хочет механической любви, и родительство — всегда возможность для творчества. Это тяжелая работа — быть родителем подростка. К подростковому возрасту ребенка родители уже проработали на этой работе 16—18 лет, у них тоже накопилась усталость. Но мы должны показать своему подростку: я буду устойчив, я на твоей стороне, я буду искать решение. Мы должны выделять время на разговоры со своими подростками.

Записала
Ирина Лукьянова,
«Новая»

Сенос и контрас

Арсений Сабитов, 10-й класс. Учится в обычной школе в Коста-Рике, где сейчас живет его семья. В костариканских школах тоже 11 классов.

Понедельник. В понедельник я ненавижу все. С утра идет дождь, пока я шел до рейсового автобуса — промок насквозь.

Тичер Херардо полтора часа объясняет нам про рифму и метрику в испанских сонетах. Потом надо посчитать количество слогов в каждой строке сонета и подчеркнуть рифмы. Я считаю гласные, получается то 14, то 13, то 11. Но я знаю, что правильный ответ — 11 слогов, поэтому думаю, какие именно слоги будут сливаться в один. Ну вот, все сошлось.

На биологии Паласиос жует дужку очков и картавит. Вчера поздно вечером я вспомнил, что нам задали нарисовать представителей всех классов. От простейших до млекопитающих. Пошел на поклон к матери, она меня даже не убила. Особенно милые у меня в тетради котик и рыбка. Плоский червь тоже красавец.

Эстудиос социалес, вроде истории, — предмет, на котором нам рассказывают про отморозков, захватывающих власть в странах Южной Америки. Сегодня — про Чили.

Ура, обед. Рис, мясо, салат и компотик. Потом я ухожу на край озера. Там на большой камень иногда выползает серая игуана Луис. Она молчит. Рядом с ней — единственное место, где тихо и спокойно.

Рисование. Портрет одноклассника. Я выбираю Памелу и рисую овал, похожий на череп с провалами на месте глаз. Рисовать я не умею. Хорошо, что биолог и учитель рисования не устраивают очную ставку. В три с четвертью еду домой.

Вторник. Биология. Теория эволюции. Тичер Паласиос включает кино, в темноте все заняты кто чем: кто полез в соцсети, кто играет, кто спит на задних рядах. На стене в классе висит картина, где нарисованы Бог-учитель и Адам-ученик в красной форменной футболке, как в «Сотворении мира» Микеланджело.

На испанском сегодня метафоры и гиперболы. На инглише Хейнер объясняет про пассивный залог. Инглиш объединяет всех: в классе учатся итальянка, немец, китаянка, несколько канадцев и француз. Обедать не стал. Пошел проведать Луиса, но он прячется. Так что я просто сидел на берегу озера.

Цивика — что-то вроде обществоведения. Сегодня тема про выборы президента Коста-Рики. Я не гражданин страны, мне не светит в этом участвовать.

Среда. Проспал. До начала второго урока доделывал проект по инглишу: перевод стихов Тарковского (цикла, посвященного Цветаевой) на английский. Там все про снег, про Елабугу, про Каму. Тут +35. Сижу под пальмой, хочу в Казань. Снега хочу. Кроме меня про снег знают только два канадца.

После инглиша — урок тичера Лили, математика. График квадратичной функции. Я точно сдавал это на ГИА. Синус они называют сеносом.

На большой перемене обсуждали, какую форму будем носить в 11-м классе. Последний класс сам выбирает себе форму. В этом году все хотят рубашки-поло винного цвета. Мне все равно.

Четверг. На инглише выпускаем школьную газету на английском. Мне достались спортивные новости. Я и спорт — две вещи несовместные. Напишу, что у нас в школе нет нормального бассейна. Тот, что есть, — только малышам поплескаться. А мы живем на берегу океана, надо, чтобы все умели плавать.

На эстудиос социалес рассказывают про контрас и сандинистов в Никарагуа. Меня спрашивают про танки, которые Россия подарила нашим соседям. Все думают, что танки нужны, если будет гражданская война: давить повстанцев. Мы живем в 60 км от границы, учитель говорит, что, если в Никарагуа начнется заварушка, беженцев у нас будет много.

И две математики подряд. Функции. Все умножают полтора на три на калькуляторе. Я тут царь горы: решаю в уме и читаю под партой.

На перемене Габриэла, моя одноклассница, принесла гитару и пела на краю дальней галереи. Она не любит, когда на это обращают внимание, поэтому все ее обходят за три метра, делая вид, что не слушают. Но все, конечно, слушают.

Пятница. В пятницу на физкультуре играем в футбол. Тут все футболисты с младенчества, у меня против них никаких шансов. Тичер Артуро ненамного старше нас. Он просто приносит мяч и садится на краю поля. Раньше я думал, что в такую жару за 20 минут словлю солнечный удар. Но сейчас уже привык.

После футбола — информатика. Нас учат делать таблицы в экселе, и не могу сказать, что мы чему-то научились. Просто отдохнули от футбола. На математике делали тест. Кажется, я накосячил в задачах на теорию вероятности.

На перемене подошел к школьному психологу, он сидел на дальней площадке в открытом классе. Там тень от большого манго, три стола и доска. Поговорили о депрессии. На обратном пути проведал Луиса. Луис греется на камне. У Луиса нет депрессии, дети, будьте как Луис.

На географии новый препод Ричард врубил нам кино про американских рабов на пол-урока. А потом устроил викторину. Я совершенный ноль в географии Латинской Америки. Зато король в географии Европы. В викторине было четыре вопроса про Россию. Банальных — про Волгу, Санкт-Петербург, тайгу и Камчатку.

Неделя кончилась. Итог: я выпил пачку аспирина, голова болела пять дней из пяти.

Еще на одну неделю ближе к свободе.

Внутри морского ежа

Наша школа напоминает живой организм вроде губки или морского ежа. Временами в нем идет незаметная работа жизненно необходимых внутренних органов, а временами он начинает активно двигаться. Потоки учеников движутся в столовую, на футбольное поле, во двор школы, а там по часовой стрелке вокруг, в раздевалки, в спальный корпус, в магазин. Эта жизнь подчиняется достаточно строгому, но малозаметному из-за отсутствия звонков, расписанию.

Если воспринимать школу как единый организм, то мы теряем человеческую индивидуальность. Даже в толпе, стоящей в очереди на обед, кто-то стоит, потому что хочет попросить за обедом списать домашку, кто-то хочет поболтать подольше с друзьями, кто-то поспорил, сколько человек будут есть котлету из рыбы, и только часть людей стоит, чтобы получить свою порцию.

От дня недели зависит немногое в глобальном масштабе, но многое — в личном. В понедельник много опозданий, во вторник дают курицу, в пятницу в раздевалках много сумок с вещами. Но в понедельник я составляю центоны из стихотворений, написанных пятистопным ямбом, и доделываю право на обеде, потому что учебник остался в интернате; во вторник я собираю конструкторы на геометрии и обсуждаю на французском «Властелина Колец»; в среду я стараюсь вникнуть в сложную структуру древнегреческого языка и рассуждаю о природе человека на обществознании; в четверг я думаю, какая из современных театральных версий «Фигаро» больше походит на оригинал Бомарше и спорю о полисной структуре в Древней Греции; в пятницу пытаюсь вникнуть в законы, позволяющие запустить спутник на орбиту и составляю маршрут по странам Европы; в субботу слушаю про реформацию и вальденцев и учу правила социального эксперимента.

Кто-то ходит по вечерам на танцы, кто-то — на революцию в лицах, кто-то на дополнительную физику, а кто-то в террариум, но все пути пересекаются около девяти в спальном корпусе. В снежную погоду метель видна только с одной стороны здания, а из окон другой кажется, что ничего такого нет и не было. Вскоре к этому привыкаешь, но все равно удивляешься. Тут нет горячей воды для чая или какао, если у тебя нет чайника или друзей с чайником. Но, с другой стороны, это помогает тебе развиваться как собеседнику и другу, что может пригодиться в любой ситуации.

Я живу в одной комнате с одноклассницей. По стенам у нас развешаны фотографии из альбома какого-то профессионального фотографа, некоторые философские изречения оттуда же, забавные фразы из нашей жизни и два плаката: один современный, с правами человека, а второй — срисованный с оригинала плакат времени Сопротивления франкистам в Испании. На окне у нас висит алый тканый свиток с иероглифами и утками-мандаринками, а на подоконниках стоят книги и лежит лоскутная самодельная подушка. Единого выдержанного стиля нет, но во всем есть некоторая задумка: ясными днями кажется, что мандаринки плывут по небу-озеру, фотографии подобраны по цвету, чтобы в двух соседних повторялся хоть один момент или цвет, а плакаты расположены так, чтобы я со своего обычного места могла их видеть, не поворачивая головы.

У остальных ребят обычно есть настольные лампы, печенье и тапочки, но нам хватает и света люстры, галет и босых ног, зато у нас самая большая коллекция чая во всем корпусе: сортов 15—20. Правда, обычно на заваривание чая особо нет ни времени, ни желания, зато, когда они находятся, можно подобрать свой чай под любое настроение и самочувствие.

В свою комнату приятно возвращаться и после долгого учебного дня, и после посещения концерта, посвященного памяти «Норд-Оста», и после похода в ближайший торговый центр за картошкой фри и курицей, особенно в такую зимнюю неделю, как эта.

Перед сном обычно даже не удается задуматься о чем-то глубокомысленном и общественно важном — сразу засыпаешь. Но утром, если проснуться чуть раньше подъема, то можно полежать и обдумать, а что, собственно, есть в твоей жизни.

И понять, что ее тоже можно разглядывать с двух сторон. В общем контексте — в моей жизни нет ничего необычного. А если видеть красоту и интересность каждого человека независимо от того, насколько он выделяется, то моя жизнь полна интересных и необычных деталей, которые и отличают ее от всех остальных.

Мария Балакшина, 10-й класс

Летсплей, гэг и трэш-контент

Людей, родившихся после 1996 года, называют «центениалами». Младшая часть этого поколения только входит в подростковый возраст. Чем они увлечены, что их занимает?

Главные увлечения нынешних 12-летних связаны с новейшими сетевыми продуктами.

Первое место занимает YouTube. Это площадка для видео, которая сравнительно недавно стала социальной сетью, распространившей видеоблогинг.

Настоящую популярность он завоевал примерно в 2011 году. Многие признанные сейчас видеоблогеры в то время были школьниками, только начинали этим заниматься и еще не представляли, какую им доведется сделать блистательную карьеру. Сейчас видеоблогеры заключают контракты с YouTube и получают премии за регламентированное количество просмотров и подписчиков.

Я застала развитие самой известной пятерки видеоблогеров буквально с первых шагов. Сейчас говорю о тех, кто хорошо известен. Двое из них обрели свою популярность за счет обзоров «вирусных» видео — это Макс с его +100500 и Стас из This Is Horosho, Катя Клэпп и Руслан Усачев делают скетчи, Женя Badcomedian снимает обзоры на плохое кино; Паша Микус специализируется на вайнах (это очень короткие видео, чаще всего ироничные, что-то вроде привычного нам в «обычных» сетях мема или гэга в видеоформате). Все эти жанры заимствованы из европейского и американского YouTube.

Поэтому когда мой брат, который младше меня на 8 лет, сказал, что в безумном восторге от парня, снимающего летсплеи (обзоры видеоигр), потому что он такой взрослый и интересный, я не удивилась.

«Знаем мы их всех», — махнула я рукой, а потом поняла, что не просто не знаю, но и имени его никогда не слышала. А он, судя по отзывам и рейтингам, был едва ли не самым известным в стране.

Оказалось, что ИванГаю на тот момент было никак не больше 16 лет. А снимал он помимо летсплеев трэш-контент — плевал в камеру, изображал дефекацию при помощи шоколадной пасты. Школьникам понравилось наблюдать за чужими провокационными действиями, и такие видео стали едва ли не популярнее всех прочих — скоро дошло до того, что отстающие блогеры уже и не знали, что бы такого физиологичненького сделать, чтобы набрать просмотров.

И уже через год на одном из самых крупных видеоблогерских фестивалей под названием «Видфест» я чуть была не затоптана ордой, которая неслась к сцене, сбивая все на своем пути. На сцене выступал он — ИванГай, кумир моего 12-летнего брата, а среди бегущих я не заметила никого старше 15 лет.

Основой нашего общения в соцсетях все еще остается слово, а те, кто идет за нами, уже основой коммуникации считают изображение.

Видеоблоги популярны. Особенно летсплеи и разнообразные туториалы (обучающие видео).

Летсплей — это видео о том, как играть в ту или иную игру. Если у тебя нет денег, чтобы купить дорогую игру, ты можешь просто посмотреть детальную съемку процесса игры длиной в несколько часов. А для тех, кто не знает, как пройти уровень, такие видео и вовсе полезны. Со временем жанр эволюционировал: сьемки иногда делаются для того, чтобы зритель смог увидеть твой эмоциональный отклик на игру — к примеру, сделанную в жанре ужасов, и посмеяться. Этот жанр один из самых простых: ты играешь, получаешь удовольствие и при этом просто комментируешь то, что происходит на компьютере, снимая себя на камеру. Такие видео теперь исчисляются миллиардами, для многих блогеров они стали визитной карточкой.

Покорили они и школьников. Теперь любой мало-мальски уважающий себя начинающий блогер в возрасте от 10 лет снял хоть один летсплей. Растущее количество неграмотных и некачественных видео породило новый жанр, в котором люди поопытнее разбирают и критикуют видео новичков, давая им советы или просто глумясь.

Кстати говоря, кино (как просмотр фильмов в кинотеатрах, так и телевидение в целом) среди подростков становится все менее популярно. В кино ходят редко — теперь о всех громких премьерах узнают из интернета и YouTube. Хочешь — иди в кино, хочешь — подожди две недели и посмотри онлайн.

Алиса Голубева,
второкурсница

Да читаем мы, читаем

Родители часто говорят, что подростки не читают, потому что это не модно. Но читать модно, еще как, вот только что? С одной стороны, все детское еще привлекает, а с другой — уже хочется взрослеть и читать «взрослую» литературу — обычно классическую и научную. Кто-то действительно читает классику, но выборочно, а кто-то открывает для себя мир фэнтези, фантастики и научно-популярной литературы.

Фэнтези и фантастика. Некоторые читают Пратчетта, Толкиена, Стругацких — то есть книжки, которые вроде и взрослые читают, но воспринимаются они легко. Остальные предпочитают более современных популярных авторов, которые часто синтезируют фэнтезийный мир и типичные «любовные романы». Любят Ольгу Громыко, Наталью Кузнецову, Алексея Пехова.

Научпоп. Томик на полке оформлен как учебник, а внутри все расписано ярче и яснее. Вид у книги серьезный, то есть автор подростка уважает и ребенком не считает. Ты почитал о науке, все понял и запомнил, надо же! Мои одноклассники читают Стивена Хокинга, Ричарда Докинза, Перельмана, Асю Казанцеву, Гаспарова.

Классика. Да, классику читают не только за школьной партой. По моим наблюдениям, короткие рассказы предпочитают огромным томам, то есть со сборника Чехова пыль смахивают охотнее, чем с Толстого. А еще зарубежное интереснее русского: иностранная литература куда меньше замыливается в школе. После полугода изучения литературы, особенно с не самым компетентным учителем, Гоголь начинает в первую очередь ассоциироваться с длинными сочинениями. А Гюго или Бальзак — нет. Некоторые книги и авторы стали почти трендами, но их, как правило, читают, только чтобы «быть в теме». Набокова, например, или Достоевского. Некоторые любят Ремарка.

С поэзией примерно то же самое. К тому, что и так впихивается на уроках, то есть к Пушкину или Лермонтову, даже не притрагиваются. Зато многие открывают для себя Пастернака, Бродского или того же Есенина, который не «Белая береза…» и вообще не про природу. Кроме того, в последнее время много пишут и читают других авторов — подростков. Взрослым кажется, что это несерьезно, но пишут часто очень хорошо, а потом создают группы в соцсетях, сайты, печатаются… Любят фанфики. Очень популярен фанфик «Гарри Поттер и методы рационального мышления».

В общем, не стоит беспокоиться, если ваш ребенок без энтузиазма разглядывает ряды мировой классики у вас дома: у него в рюкзаке все равно если не Мольер и Маяковский, то точно Фрай и сборник самиздата.

Елизавета Зверева,
8-й класс

 

Ссылка на источник: "Новая газета" от 06.02.2017