На пороге школы приветливый охранник — уже второй после КПП. У гардероба звучит приятная музыка из спектакля, поставленного учениками. Рядом с куртками лежат большие (иногда больше самих детей) чехлы с гитарами, скрипками, баянами и прочими атрибутами, не чуждыми этому заведению. По коридорам бегают счастливые школьники, одетые на свой вкус — некоторые даже с цветными волосами.

В учительском кафе довольные женщины и мужчины пьют кофе и обсуждают очередной творческий проект. Кажется, ты попал в идеальное образовательное учреждение, где дети из радиорубки ставят любимые песни на переменах, где в кабинете ИЗО можно писать и рисовать на партах.

На самом деле, это известный в узких кругах московский «Класс-Центр» — по сути, три в одном: общеобразовательная школа, совмещенная с театральной и музыкальной. Здесь в свое время учились дети Олега Табакова, Ивана Вырыпаева, Михаила Ефремова. А неделю назад прошел отбор на поступление 2021 будущий первоклассник Федор — сын Веры Полозковой.

Директор этого детища — Сергей Казарновский — прямо сейчас вычитывает забавные рассказы обучающихся о своих мамах и бабушках — из них к 8 марта сверстают праздничную книгу. Еще через несколько минут он, как это принято здесь, лично отправит поздравление с днем рождения сегодняшним именинникам, после чего ответит на вопросы корреспондента «Политики Сегодня» о российской системе образования, влиянии TikTok на новое поколение и ценностях подрастающей молодежи.

— Зачем объединять три школы в одну?

— Затем, что настоящее образование начинается тогда, когда факт связан с образом. Любому классическому образованию присущи драма, музыка, живопись — где-то больше, где-то меньше, но мы сделали эту атмосферу образующим элементом. Мы понимали, что, если художественная часть — просто как прилагательное к школе, она пропадает. А когда художественная жизнь начинает складываться в атмосфере, тогда происходит другое.

— Многие сотрудники и выпускники «Класс-Центра» уверены, что эксперимент работает только благодаря вашей личной харизме. Будет ли система жить без вас?

— Уже выпущена брошюра про нашу школу, над которой мы сами долго работали. Есть принципы построения. И первый как раз в том, что факт должен быть связан с образом. Второй принцип: научиться переходить из одной предметной области в другую, искать, как это делать, когда образованием создается единое поле, культурная среда, в которой также важно понимать музыку, живопись, драму — всё, что связано с чувствами, отношением к миру.

— Какие еще?

— Главный из них сформулирован слоганом: «Не только знать — чувствовать!»

Есть еще такие принципы, как «не все равно». Вот не все равно, как мы выглядим, как говорим. Не все равно, что происходит вокруг. Здесь еще важно, что каждый человек должен быть виден, заметен. У нас есть целый ряд технологических вещей: например, после выпуска, последнего звонка, в окнах появляются огромные фотографии всех учеников, их всех видно, висят все лето.

В журнале электронном или обычном рядом с фамилией есть фотография, которую учитель видит всегда, когда выставляет оценки. Это нужно, чтоб видеть человека, прежде чем написать замечание или похвалить. Когда он видит человека, то по-другому относится к нему — не просто как к фамилии.

Ещё, если мы заходим в школу, сразу видим, у кого день рождения. И есть стена, на которой каждый может написать этому человеку пожелание. А в столовой на большой перемене есть специальный дежурный, который показывает на именинника, и все начинают аплодировать и видят, что это за человек, так как не все знают по фамилии, кто это такой. И ему вручается большая шоколадная медаль. Так происходит каждый день. Есть радио, в эфире которого объявляют человека, отмечающего день рождения, и напоминают, чтоб написали ему поздравление. Целый ряд принципов, которые заложены в этой школе.

— По поводу «все равно». Согласитесь, мало даже директоров учебных учреждений, которые по-настоящему горят своим делом. Что говорить об учителях.

— На канале «Культура» месяц назад Андрей Максимов сказал мне, мол, «вы единственный директор, на мой взгляд, который рекомендует почитать Станиславского, чтобы самим научиться брать внимание класса, а не корить учеников за отсутствие внимания»... А вы что мне хотите сказать, что я в этом виноват? Значит, построена система плохо. И этот разговор вечный, он идет все время.

— К слову о времени. Отличается ли ребенок 90-х от ребенка 20-х?

— Конечно, но что касается любви — все происходит так же: все равно ходят, взявшись за руку, любуются кем-то.

— Некоторые считают, что нынешнее поколение более творческое, чем их предшественники. Видят в этом и влияние TikTok...

— Просто больше разных приемов появилось для выражения: взял и тут же подобрал музыку, смонтировал. Сын моего водителя зарабатывает уже огромные деньги, выкладывая всякую чушь, и получает миллион лайков. Ему предлагают рекламу. Это способ заработка, но сказать, что там много всего художественного происходит — вряд ли. Но там действительно бывают смешные, интересные вещи — мне иногда ребята скидывают.

— А такие же ребята в девяностых сидели во дворах и выпивали.

— Понимаете, в чем дело: прежде двор был социальной сетью, сейчас сеть компьютерная. И сейчас с телефонами сидят — и курят, пьют. Больше или меньше, чем когда-то мы — мне сказать трудно. Я в школе вообще не пил — занимался музыкой и играл в баскетбол, занимался плаванием, катался с отцом на лыжах, в театры ходил. Я так жил, а кто-то жил по-другому.

Мне кажется, что есть какое-то количество людей, для которых это уже не круто. Но по Москве очень трудно мерить все, хотя и здесь во дворах напиваются, я вижу школьников, которые рассказывают: «Мне мама налила водки в таком-то возрасте попробовать, а папа чего-то другого».

— Но учителя точно изменились за эти 30 лет. Применить силу в воспитательном процессе сейчас непростительно.

— Когда спрашивают, могу ли я дать подзатыльник, отвечаю, что погладить по голове и дать подзатыльник — это одно и то же тактильное действие. Важно, что в это вкладываете. Да, может, я даю такой смешной легкий подзатыльник или шучу про щелбан. Главное — не унижать. На меня никогда в жизни никто не жаловался.

— Неужели за 30 лет работы директором вы ни разу не задели чувства ни одного ребенка?

— Были случаи — они ужасны — когда я вел репетиции. Это был мой любимый 10-й класс (мы даже ездили в Париж на гастроли!), у меня в руке был микрофон, там была девочка, я, пытаясь обратить на себя внимание, постучал ей по макушке, а микрофон включен оказался. Она испугалась, и я увидел в ее глазах слезы и сказал себе: «Что ты наделал?». Ушел с репетиции, пошел в кабинет и думал: «Надо мне бросать это дело». Ко мне пришел педагог и сказал: «Они вас ждут». Я пришел, извинился и сказал, что не могу провести репетицию дальше.

Поехал домой, в чебуречную, выпил чего-то и позвонил внучке — она в одном классе была с ней — и говорю: «Узнай, она дома сейчас?». Внучка сказала, что дома. И я поехал, купил цветы, обнял и извинился.

/директору приходит SMS/

«Сергей Зиновьевич, здравствуйте!

Так как я знаю ваш номер, мне очень хочется сказать, что до сих пор нахожусь под впечатлением от последней директорской перемены. Мне очень стыдно было это смотреть и больно было это слушать, мне очень жаль, что в нашей школе произошли такие неприятности, которые вас так огорчили и расстроили. Я хочу сказать, что несмотря на эту моду большинство из нас не приветствует такого поведения и самовыражения в школе, а значит, мы вместе всё переживем и справимся. И сможем сделать всё, чтоб наша школьная жизнь снова стала прежней и интересной, веселой и доброй.

Спасибо вам за это! Таня из 6а».

— Что стряслось?

— Девочек обнаружили, которые курят в школе в туалетах.

— А что за директорская переменка?

— Я придумал, что если мне надо вручить грамоту или поговорить с детьми, сказать, что что-то не так, собирается вся школа, я выхожу и говорю им это.

— А насколько в обычное время открыты двери для ребят?

— Может зайти любой.

— И с чем обращаются?

— На прошлой неделе подошли два парня из шестого класса: «Нам нужен зал для репетиции к 8 марта, помогите взять». Или парень просил для подкастов будку.

— Выходит, зря нагнетают, что их сейчас только протесты интересуют. Некоторых оппозиционеров даже обвиняют в политической педофилии.

— Чувство несправедливости, конечно, в детстве обострено. Потом ты начинаешь привыкать к ней. Я помню свое детство: там по радио, в школе и родители дома говорили одно и то же, а сейчас же и по радио, и в газетах можно прочитать совсем другое, и родители говорят совсем не то, что говорят в школе. Всё видно. Ничего не скрыть. Со студентами нашими, бывшими выпускниками были проблемы.

— И все-таки — градус политической вовлеченности детей повысился или ситуация стабильная?

— Знаете, это не тема для обсуждения здесь, мы про фундаментальные вещи о добре, о зле. Но даже по эссе, которые они пишут, видно, что их это волнует — не скажу, что огромное количество, но волнует.

— И это при том, что современные родители иногда чрезмерно оберегают своих чад, которые и так почти в инкубационных условиях растут.

— Они пашут и работают в три раза больше других, сейчас экзамен будет по истории музыки.

— Но они же по вечерам не прячутся с мамами от бандитов, преследующих папин бизнес.

— В 2000-х было, а сейчас, конечно, нет.

— С другой стороны, на свежее поколение свалилась новая напасть — повальные разводы. Ребята привыкли к этому, учитывая массовость, или негативно влияет все же на каждого?

— Конечно, влияет. Им тяжело переживать это, за ними почти не следят, не знают, что делает ребенок.

— А ребенок в этот момент занимается поиском гендерной идентичности. Кстати, не стало ли больше акцента на этих вопросах?

— Мы эти вещи обходим сами, это все очень лично. Была здесь девочка, у которой феминизм был в крови, и она все время рассказывала мне, будучи семиклассницей, о том, что у нее есть подруга, с которой она живет.

Ее отец говорил, конечно, что она все врет, но то, что это крутится, конечно, да. Об этом стали столько говорить, что те, кто об этом не знали, стали узнавать и интересоваться. Я вижу, что они относятся к этому нормально. Но я разве могу сказать, хорошо это или плохо? Есть значит есть.

— Учитывая вышеперечисленное, родители не жалуются, что система образования устарела? Самое распространенное мнение, мне кажется.

— У нас нет такого. Их радует стиль преподавания, атмосфера.

— Второе дотертое до дыр высказывание про то, что учителя мало зарабатывают и перестали быть уважаемыми. С этим как?

— Московские учителя более-менее обеспечены, получают около ста тысяч рублей. А по поводу второго вопроса — я помню конкретный случай из жизни. Я учился в седьмом классе, учитель физики мог сказать: «Ну что, иди стричься, вот тебе семь копеек». И отец не мог прийти и сказать: «Что вы себе позволяете? Это мой ребенок». Никто не посмел бы даже.

— Нужно ли возвращать такие полномочия учителю?

— Конечно, нужно.

— Может, дистанционка внесет коррективы. Кстати, как вам период обучения из дома? Стал ли прошлый год определенной точкой невозврата в системе образования?

— Да. Мне, например, очень понравилось это время неопределенности, в которое надо принимать решения, что-то придумывать. Оно стало лакмусовой бумажкой для тех, кто что-то хочет и может делать. А кто-то просто открылся, опустил руки, «как пойдет, так и пойдет». Мы очень многому научились, чего не делали никогда, благодаря этому времени.

— Последняя тема — инклюзивное образование. Правильно ли объединять в классах «особенных» детей и всех остальных?

— Это очень важно. В большой степени даже для тех, кто не является инвалидом. Это единственный путь к пониманию слова толерантность, которое можно сформулировать как способность жить с на себя не похожим, теряя интерес к чужим недостаткам. У нас даже в классе в начальной школе надпись: «Главная приставка в русском языке и в жизни — «со»: сочувствие, сопереживание, содействие».

Автор: Алиса Денисова

Ссылка на источник: polit.info, 7 марта 2021